Украинство — это болезнь

Ольга Жукова рассказывает:
Звонок хорошей знакомой с Западной «Украины» — с Западной Малороссии. Я не знаю, почему мы перестали общаться последние года два и где она (назовем ее Леся) провела последние два года.
До этого мы регулярно созванивались, и Леська была в теме, кто тут на кого напал, и кто в кого стреляет. То есть, нормальный адекватный человек. На новости не велась. Как у нас трагедия, так она звонит в слезах:
– Правда у вас по школе, по дитях стреляли? Ой лышенько! Да хай бы вжэ уси повыздыхалы с отим Порошенком!
Потом перерыв, молчание, и вот на днях звонок от нее. Я обрадовалась:
— Леська, что, как!? Жива здорова? Мы тоже!
А в ответ мне:
— Голю, я по дилу звоню. А яки районы у Донецьку центральни? Центр миста – цэ якый район?
— Ворошиловский, — отвечаю, сильно удивившись, — а тебе зачем, Лесь?
— Та ото ж мий плыминнык пишов у АТО, так йому пообицялы квартиру у центри, колы пэрэможуть Москвынию.
— Леся, какая Москвыния? Какая квартира? Какая перемога? Я в центре живу. Как ты себе это представляешь? Они зайдут – нас с дочкой убьют? Или на улицу выкинут? Или в СБУ сдадут? Может, мне уже подыскивать себе другое жилье, подождать твоего плыминныка, отдать ему ключи, оставить шампанское? Или как это будет, Леся? Как твоему плэминныку дадут квартиру в центре Донецка?
— Ну нэ до скончання вику та война будэ. Колысь закинчыться, тоди и будуть квартыры учасныкам АТО даваты. Так ото надо, щоб не обманулы , нэ вкралы хыжи москвыны хатынку.
Сказать, что я была шокирована – ничего не сказать. Какое-то время еще слушала Леську и ее рассуждения о том, что хорошо бы переехать на Донбасс, Донецк красивый город, чистый, люди у нас прекрасные, «цыганей» нет. И если все получится, то они, наверное, с радостью переедут. Честно скажу, с трудом, как откуда-то очень издалека, доходили ее слова. Наконец, когда наконец-то поняла, что она на полном серьезе, ответила:
— Нет, Леся, не будет квартиры твоему племяннику в Донецке. А знаешь что будет, Леся? А будет постоянная прописка в донбасской земле метр на два полтора вглубь. Это все, что он тут получит. Если ты, Леся, любишь своего племянника, любыми правдами и неправдами забирай его отсюда. Иначе – в лучшем случае ты будешь знать, где он похоронен. В худшем – больше ничего о нем не услышишь.
— Та ну що ты такэ говорыш? Та тю на тебя! Та типун тоби на языка. Мы ж з агрессором — з москвынамы-кацапамы — воюем!
— Агрессор говоришь? Леся, мы тут защищаемся от ваших захысныкив. А что, Леся, если мы с агрессором как пойдем в наступление, да как погоним плэминныкив до миста Лэва! Чо там, как, Леся, как район во Львове центральный? Возьму себе трофейную квартирку, — отзеркалила я ситуацию. Леся «зависла». Помолчала в трубку.
— Та ни. Та як? За що? Лышэнько. Мы нэ вогулы, нэ татарва-мордва.
— Леська, забирай отсюда пацана. Послушай совета.
— Лышэнько! Кляти москали! Обжирають нас.